Глава 24

 Хрестоматийные абсурды 

Отказ многих исследователей от побуквенной палеографической расшифровки текста «Слова о полку Игореве» привел к тому, что описки, исправления, поправки, накопившиеся в процессе многократного переписывания поэмы любителями чтения (ХIII-XV вв.) так и вошли нерасшифрованными в современные хрестоматийные переводы поэмы.

К примеру, хрестоматийный перевод «Слова» академика Д.С. Лихачёва (Детгиз. Москва 1955 г.). Если бы академик пошел по пути расшифровок и новопрочтения, а не по пути догадок и предположений, то хрестоматийный текст поэмы был бы гораздо понятней для чтения.

Вот простейший пример, когда всего одна буква в начале слова «затемнила» всю строку: «...Из Кыева дорискаше до кур Тмутараканя...». Д.С. Лихачёв догадывается: «...До кур — то есть до пения петухов...», т.е. определение времени по пению петухов. Буква «М» в небрежном начертании переписчиков была похожей на «К» (см. рас шифровку № 546). Тогда эта строка после определения первичного начертания буквы будет читаться так: «...Из Кыева дорискаше до мур Тмутараканя...». Мур, мура это украинизм и обозначает — стена, которую строят из камня на связке, быть муруему, мурованный дом, каменный дом. (В.И. Даль).

Получается уточненный (без «кур») перевод: «...Из Киева доходил до каменных стен Тмутараканя...».

В этом же месте есть второй хрестоматийный ляпсус, когда название древнего города Корсуня (Хорсуня) навсегда вошло в обиход, как «...Хорс — славянский языческий бог, по-видимому, бог солнца...» — так предполагает академик Д.С. Лихачев. Еще одно предположение академика о языческом боге Трояне: «...На седьмом веке Трояна кинул Всеслав жребий о девице ему милой...». На самом же деле эти строки после побуквенной расшифровки зазвучали так: «...На
Солёной веже Торяни похитил Всеслав жеребцов и девицу ему понравившуюся...» (см. мои расшифровки №№ 505, 506, 507, 508, 509, 510, 511, 512, 513, 514, 515, 516, 517, 518).

Так на догадках Д.С. Лихачёв ушел в далёкое прошлое — в последний век языческого бога Трояна, в «напоследок языческих времён», как он пишет. Само выражение «рища в тропу Трояню» он объясняет так: «носясь по божественным путям...».

А «божественный» — то путь вот он, где теперь стоит современный город Славянск, называвшийся раньше Солёным городом (солёные озёра рядом), а во времена князя Всеслава здесь, по-видимому, был половецкий посёлок Солёная вежа.

(О происхождении названия Торянь см. в главе 7).

Торки — тюркоязычный народ, живший в этих местах в Х-ХI веках. Если в тюркском языке шор — тор — обозначает соль, то и народ торки, наверное, назывались, в переводе на русский язык «солёным народом». Производные от слова «тор» есть и в «Слове о полку Игореве», но эти слова так искажены переписчиками, что без побуквенной палеографической расшифровки
трудно даже предположить об их существовании.

Д.С. Лихачёв в одном из таких «темных» слов увидел готов — народ, который жил еще в 100 году до н.э. «...Се бо готьскыя красные девы вспеше на брезе синему морю; звоня руским златом...», т.е.: «...И вот готские красные девы запели на берегу синего моря; звоня русским золотом...» (Хрестоматийный перевод Д.С. Лихачева).

На самом же деле «готьскыя» — это искаженное производное от слова «тор» — торские красные девы (см. мою расшифровку №№ 331, 332). Это ещё один из ярких примеров того, как небрежность в написании всего двух букв (при переписывании) могла привести к подобной ошибке, вошедшей в хрестоматийное чтение.

Непонятное так и осталось непонятным в переводе Д.С. Лихачева. Вот один из примеров: «...и полете соколом под мглами, избивая гуси и лебеди завтраку, обеду и ужине...», т.е.: «...И полетел соколом под облаками, избивая гусей и лебедей к завтраку, и обеду, и ужину...». В объяснении к этому месту академик пишет: «...Описание бегства Игоря носит характер народной сказки...». О какой «сказке» может идти речь, если в этом отрывке поэмы говорится о конкретных событиях в ночь побега из плена Игоря и Овлура: «...присну море полунощи, идуть сморци мглами — Игореви князю бог путь кажеть из земли Половецкой на землю Рускую, ко отню злату столу. Погасоша вечери зори, Игорь спит, Игорь бдит — Игорь мыслию поля зорить от Великого Донеца до Малого Донцу. Конень во полуночи Овлур свисну за рекою — велить князю Игорю не быть кликну. Стукну земля, вошуме траве, вежи ся половецкии не двизашася.
А Игорь князь поскочи горностаем ко тростию и белым гоголем на воду. Вобрежеся на брезе конень и поскочи со него бусым волком. И потече ко логу Донца, и полете соколом подо мглами, извивая гуси и лебеди — за отроком побегом пужине».

В этой «сказке» после побуквенной палеографической расшифровки оказалось два десятка исправлений (см. мои «Обнаружения и прочтения…» №№ 597, 598, 599, 600, 601…616), после чего этот отрывок зазвучал так:

 «...Дремлет озеро на севере, ползут над ним туманы вонючие — это сам Бог Игорю показывает путь из земли Половецкой в землю Русскую, к золотому престолу отцовскому. Потухла вечерняя зоря; Игорь спит и не спит. В мыслях он поля видит от Большого Донца к Малому Донцу. Коней среди ночи свистнул Овлур за рекой — даёт князю понять, уходить Игоря призывает. Стучит земля, шумят травы, но неподвижны кибитки половецкие. Тогда побежал Игорь горностаем к тростнику прибрежному и белым селезнем в воду бросился. На другом берегу Каялы на быстрого коня вскарабкался и поскакал на нём серым волком, к долине Донца устремляясь, соколом полетел вдоль туманов, гусей и лебедей распугивая, за отроком аллюром погнал...».

В моем переводе исчезли сказочные «завтраки, обеды и ужины».

В хрестоматийном переводе академика Д.С. Лихачёва мне удалось обнаружить, расшифровать и прочесть 688 «тёмных слов и мест». Все эти расшифровки собраны в отдельном рукописном томе: «Обнаружение и прочтение «темнот» в «Слове о полку Игореве», где приведена вся процедура побуквенной палеографической расшифровки, а также толкование непонятных слов старорусских с помощью словаря В.И. Даля.

Казалось, можно было бы и точку поставить в конце моего исследования, но перед этим нужно вспомнить высказывания Н.В. Сибилева в его гипотезе: «...Слову о полку Игореве» посвящено много исследований, но все эти работы при всех их качествах имеют одну существенную оплошность: непосредственно авторы исследований не осматривали путь, по которому прошли русские войска. Поэтому исследователи, имея один и тот же писаный материал, приходили иногда к противоположным выводам...».

Вот поучительный пример из «заочных» исследований академика Б.А. Рыбакова в районе современного города Изюма, когда он «искал» летописную реку Сальницу: «...Местоположение Сальницы, маленькой, пересохшей в настоящее время речки, было определено ещё В.Н. Татищевым по «Книге Большому чертежу» в связи с Шаруканским походом Мономаха в 1111 году: «...оная течёт в Донец с правой стороны Изюма...» («Слово о полку Игореве и его современники», Б.А. Рыбаков, Москва, 1971 г., издательство «Наука»).

 

Просто и ясно, и не нужно ходить по тем местам, где течет «оная». Оказалось же всё не так просто... О том, как ошибся В.Н. Татищев в своём определении реки Сальницы, см. главу 3 «Поидоша к Сальнице».

Поверив «находке» В.Н. Татищева, академик помещает и карту с изображением «пересохшей речки» в излучине Донца по правому его берегу (см. фрагмент этой карты — рис. 21). Масштаб на этой карте не указан, и судить о размерах речки можно только, зная размеры излучины реки Донец в районе г. Изюма. Дуга ее равна примерно 7-8 километров, а «пересохшая речка» Б.А. Рыбакова протянулась внутри дуги на 1,5-2 километра.

Если этот рисунок дуги «загрузить» топографическими объектами (рис. 22), то выходит, что Сальница Б.А. Рыбакова должна начинаться у восточного подножья Шеломяна — Кремянца, на прирусловой террасе Донца; затем поднять свои воды (!) вверх по склону горы, северному, перевалить подножье и... впасть в Донец, на правом его берегу — прямо, как у В.Н. Татищева. Если бы академик побывал на месте «своей» Сальницы, то, наверное, усомнился бы в достоверности своей «находки».

Ведь в 1111 году на Сальнице сошлись в сражении тысячи всадников, а для этого нужен был простор для маневра (см. главу 3). Какой же «маневр» можно было достичь войскам на Сальнице Б.А. Рыбакова, если она текла то вверх, то вниз, а вокруг на севере и на востоке к подножью Шеломяна подходили болота и множество озёр-стариц старого русла Донца?

Уповая на авторитетное заявление Б.А. Рыбакова об исчезнувшей теперь Сальнице, некоторые исследователи принялись на месте, т.е. в черте г. Изюма, искать «пересохшую речку». В названии реки они «ощутили» соль и принялись искать трансформации в названии Сольница — Сальница.

Некий А.Саратов, осматривая колодцы и копанки возле озёр и болот между правым берегом Донца и подножьем Кремянца-Шеломяна, определил на вкус, что вода в них солоноватая. Эта «солоноватость» помогла А.Саратову сделать такой вывод: «...речка, протекавшая в ХII-ХVIII веках вдоль восточного склона горы Кременец, могла иметь воду, несколько отличную по вкусу от воды в Донце. Именно поэтому наши предки назвали её Сальницей или Сольницей…». Просто и понятно: попробовал воду и сделал вывод... Если бы А.Саратов, двигаясь на юг вдоль правого берега, пробовал воду на вкус до самого Святогорска, то эту «солоноватость» он ощущал бы во всех колодцах — копанках. Копанки — это колодцы, которые роют в верхних слоях почвы в прирусловых долинах рек. У В.И. Даля: «копанка» — южн. копань, мелкий колодец без сруба, яма с водою, колодец, кудук, «плоха вода из копанца».

В заливаемых весной поймах рек всегда образуются илистые, глинистые или песчаные грунты, содержащие избыток минеральных солей, т.е. образуются прирусловые солончаковые почвы. Естественно, в выкопанных в этих почвах колодцах вода будет (в зависимости от состава солей) солоноватой или горьковатой. Такую же «солоноватость» А.Саратов мог бы испробовать
и на левом берегу излучины Донца на речушке Изюм («речка» у Н.В. Сибилёва), по берегам Сухого и Мокрого Изюмца, т.е. в тех местах, где русла этих речушек затапливаются весенним половодьем Донца.

Но... исследователь увидел и ощутил соль только на правом берегу Донца и именно в том месте, где академик Б.А. Рыбаков заочно определил пересохшую реку Сальницу. Так в определении родилась ещё одна гипотеза, основанная на догадках и подтвержденная конъюнктурными исследованиями на восточной окраине г. Изюм.

В главе «Исследовательские абсурды» (см. выше по тексту) рассказано о языковых «упражнениях», проводившихся на уровне учёных светил (речь о «греческом огне»). Эти ученые предположения (как и в случае с р.Сальницей) были подхвачены исследователями-любителями. Они начали в полевых условиях искать следы «греческого огня».

Один из них — краевед из Московской области П.Т. Верещетин пишет: «...войско Черных Клобуков представляло собой специальную техническую часть Киевских вооруженных сил, которая владела секретом «греческого огня» и умела его применять...», «...первые огнестрельные установки стреляли паром, а противника поражало не ядро, а кол...», «…во многих местах могли находиться тайные древние артиллерийские полигоны, на которых русские умельцы создавали грозное по тем временам оружие и обучали расчеты искусству точной стрельбы...». Вот так предположения академиков часто «подтверждались» буйной фантазией дилетантов... Не обошли академики своими предположениями половецкие реки Сюурлий и Каялу.

Академик Б.А. Рыбаков в той же своей книге риторически восклицает: «...Стоит ли искать на карте реку Каялу?..» Действительно, где взять такую карту, где бы сохранились названия рек, которые они носили в ХII-ХVII веках? Ведь в «Книге Большому чертежу» не показана топография правого берега Донца и Торяни. Все познания географические, которые с пользой можно было бы почерпнуть для изучения похода Игоря — это реки Сальница, Изюм и Изюмец; даже
Шеломян не упоминается в «Книге». Ведь на правом берегу Донца, где виделся приметный Шеломян, была уже чужая земля — Крымская, Крымский берег. Крымские и ногайские кочевники не составляли карт и книг, где описывали бы маршруты своих передвижений на местности. Нет таких карт и книг в истории...

Правда, Б.А. Рыбаков предполагает, что р.Каялу нужно искать не в бассейне Дона, а в бассейне Днепра, т.к. Ярославна в плаче своём обращается к Днепру: «...Полечу, — рече, — зегзицею по Дунаеви, омочу бебрян рукав в Каяле реце...».

Прежде всего, требуется уточнение в этом случае: если река Каяла упоминается Ярославной в «связи» с Дунаем, то эта река должна находиться в Бассейне Дуная, а не Днепра. Река Днепр названа княгиней во второй части плача и к Дунаю уже никакого отношения не имеет. Если поменять местами «куплеты» плача, поставив Днепр на первое место, а Дунай на второе, то получится географическая несуразица: ведь Дунай не входит в бассейн Днепра.

На самом же деле эти строки после моей расшифровки (См. расшифровку №№: 572, ... 577) будут читаться так: «...Полечу, — рече, — зегзицею по туманови, омочу веврян рукав в реке Каяле...», т.е.: «...Полечу, — говорит, — кукушкой сквозь туман, окуну веверовый рукав в реке Каяле...».

Таким образом Дунай превратился в туман; да и Ярославна хорошо знала, в каком направлении ушли полки Игоря, где находился князь после поражения в битве с половцами. Ведь не даром же она вспоминала о «синем море», т.е. о солёном озере вблизи Каялы-реки — месте пленения Игоря.

Автор «Слова» сразу же за плачем Ярославны подхватывает её упоминание об озере и пишет: «...Присну море полунощи, идуть сморци мглами...», т.е.: «...Дремлет озеро на севере, ползут над ним вонючие туманы...» (см. расшифровки №№: 596-1, 2, 3, 4, 5 и главу 13 «Ону сторону Тора»).

В другом своем предположении академик Б.А. Рыбаков «увидел» реку Каялу в названии реки Каняны. Река Каняна известна в истории как место битвы, где в 1067 году погиб в бою князь Изяслав Ярославич. О реке Каняне есть упоминание в Ипатьевской летописи (1152 г.). Эта река протекала в Черниговском княжестве возле села Нежатина Нива. Возможно, это теперь город Нежин (в 56 км юго-восточнее Чернигова), который расположен на левом берегу реки Остёр (левый приток Десны), а в то время может быть её называли рекой Каниной? Изменение названия реки вполне допустимо, если вспомнить случай с Сальницей — Сухим Изюмцем.

Сообразно рассуждениям Б.А. Рыбакова, Каялу можно найти и возле Чернигова (?)...

В этом случае опять подвел безымянный переписчик «Слова»: академик же поверил на слово из «Слова», «...и на Канину зелену пополому постла...», «…с тоя же Каялы Святополк повеле...», т.е.: «...с тоя же Каняны Святополк повезежти отца своего...» (моя расшифровка № 174). В данном случае переписчик подправил «Каняны» в «Каялы».

Затем Б.А. Рыбаков ссылается на историко-географическую литературу, где сказано, что в тюркских языках «...слово «Каяла» может означать «скалистая».

По-видимому, и Н.В. Сибилев «подогнал» под «скалистость» свою Макатиху — Каялу. Вот что он пишет в своей гипотезе: «... в 6 км от Славянска безлесное плато перерезано глубокой балкой, по дну которой течет река Макатиха (вернее, ручеек длиной 7-8 километров); начинается  ручей в Маяцком лесу и впадает в речку Голая Долина — половецкую Сюурлий. Долина Макатихи глубока; берега довольно высоки для ручья и обрывисты, прижаты один к другому в виде миниатюрного каньона, по дну которого быстро течёт небольшая, но полноводная речка...». Так в «быстроте» ручья Н.В. Сибилёв увидел «быструю Каялу», правда, о «скалистости» он ничего не сообщает.

Как и в случае с р.Сальницей, Н.В. Сибилёв почему-то тяготеет к микроландшафту. В данном случае он «увидел» битву огромного войска возле маленького ручейка с «миниатюрным каньоном». По его версии русские полки заночевали на плато возле р.Макатиха (по правому берегу). С какой же скоростью шли полки Игоря и Всеволода, чтоб от Сюурлия до Макатихи дойти только ночью? В Ипатьевской летописи сказано «...помалу идяста...». От Сюурлия до Макатихи 10-11 километров. И эти 10 км русские шли 6 часов, т.е. по 1,7 км в час.

В моём прочтении летописи (см. ч. I «Игорь к Донецу вои ведет», главу «Потопташа поганыя полкы половецкыя» и рис. 15) говорится, что русские полки стремились ночью выйти к речной переправе на Кривом Торце — Каялы.

По предположению Н.В. Сибилёва, русские, теснимые половцами, отходили, держа круговую оборону, к солёным озёрам, а это около 8 километров. Такую быстроту в оборонительном бою трудно себе представить...

Из всего сказанного следует, что «быстрая Каяла» в «Слове» — это «темнота», которую нужно читать так: «...Ту ся брата разлучиста на брезе быстрой Каялы...», т.е.: «...Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы...» — это в хрестоматийном переводе Д.С. Лихачева. А вот как эта строка звучит после моего палеографического прочтения: «...Ту сябрата разлучиста на брезе волглом Каялы...», т.е.: «...Там товарищей разлучили на берегу сыром Каялы...» (см. расшифровку №№: 208, 209, 210, 211).

«Возражает» автор «Слова» против маленького ручейка Макатиха: «...иже погрузи жир во дне Каялы — рекы половецкыя, — руского злата насыпаша», т.е.: «...потопившего богатство на дне Каялы — реки половецкой, насыпавшего русского золота...» — хрестоматийный перевод Д.С. Лихачёва.

В моём расшифрованном переводе это выглядит так: «...иже погрузи жир во дне Каялы, — рекы половецкыя, руского млада насыташа...», т.е.: «...утопил спесь свою на дне Каялы, — реки половецкой, русского молодца насытившей...».

Утопить свою спесь, а тем более часть своего войска на дне ручья Макатиха — факт маловероятный. Следовательно, нужно искать настоящую реку.

В переводе Д.С. Лихачёва есть строки с красочным описанием поля битвы (после окончания сражения): «...вступила девою на землю Трояню, всплескала лебедиными крылы на синем море у Дону…», т.е.: «...вступила девою на землю Трояна, всплескала лебединым крылом на синем море у Дона...».

После моей расшифровки этого места (см. №№: 225, 226, 227): «...Окружила рекою на земле Торяни, захлестнула солёными волнами на озере у Донца...»; в старорусском звучании: «...Вступила рекою на землю Торянью, всплескала ропатными хвылы на синем море у Донеца...». После новопрочтения этого отрывка становится ясно, что русские заночевали недалеко от берега реки Каялы (см. ч.I. гл. «Потопташа поганыя полкы половецкыя», рис.15) — в 4 километрах от левого её берега и в 3 километрах от солёных озёр.

В этом случае, по тексту, появляется большая река Каяла — Кривой Торец, в излучине которой, рядом с солёным озером, половцы устроили торжище, где делили между собой русских пленных.

Не в пользу Каялы — Макатихи в тексте поэмы имеется еще три аргумента: «...Вот ветры, внуки Стрибога, веють со моря стрелами...» — в переводе Д.С. Лихачева. В моём переводе так: «...Се ветры стрикожи в лузи, веють со моря стрелами...», т.е.: «...Здесь ветры носятся по лугу, веют стрелами от озера...».

Если бы стрелы летели от озера, то им пришлось бы лететь 8 км до плато у Макатихи, а такую дальность полёта стрел лук не обеспечивал. А вот луг на левом берегу Каялы — Кривого Торца к утру 12 мая был заполнен половецкой ордой, и стрелы летели со всех сторон на русских,  и от солёного озера в том числе.

«...Дети бисови кликом поля перегородиша...» (перевод Д.С. Лихачева). Мой перевод: «... Дети бесови кривоме поля прегородиша...», т.е.: «...Вражьи дети, поле у излучины реки перегородили...». (См. расшифровку №№: 139, 140, 141).

Автор «Слова» в этом месте пишет, что на пути русских полков была излучина большой реки, где была питьевая вода; вот к ней-то, к излучине, половцы и не подпускали изнуренных зноем русских воинов, а постоянно теснили их на северо-восток к солёным озёрам. После разгрома русских полков половцы оттеснили всех пленных и раненых к водопою в излучину Каялы, где было торжище... Такой «картины» утром 12 мая у Макатихи не получилось бы...

«...Другого дни велми рано кровавый зори свет поведають; черные тучи со моря идутъ, хотять прикрыть 4 солнца, а в них трепещут синие молнии...».

«...На другой день совсем рано кровавыя зори свет возвещают; черные тучи с моря идут, хотят прикрыть четыре солнца, а в них трепещут синие молнии...» — это перевод Д.С. Лихачева.

После моей расшифровки эти строки звучат так: «...Другого дни вельми рано кровавыя зори свет поведають; черные тучи со моря идуть, хотять прикрыть четыре солонца, а в них трепещут синие молнии...», т.е.: «...На другой день, совсем рано, кровавые звёзды рассвет возвещают. Черные тучи идут от четырех озер соленых, желая прикрыть их, и в них синие молнии пламенеют...» (см. мою расшифровку №№ 118, 119).

В этих строках поэмы автор дает картину рассвета 12 мая. Проснувшиеся русские увидели на востоке 4 озера. С этого места и теперь они хорошо видны, когда первые лучи солнца появляются над горизонтом. Возможно, в тот день действительно собиралась утренняя гроза, а может быть автор картину грозы использовал для усиления тревожного настроения перед грядущим сражением? Такой «озёрной панорамы» русские не смогли бы увидеть, если бы проснулись на плато у Макатихи... Автор «Слова о полку Игореве», по-видимому, сам был в числе ночевавших между Каялой и четырьмя солёными озёрами и созерцал перед боем всё это...

Академик Д.С. Лихачев осторожно «признал» версию Н.В. Сибилева (без упоминания имени автора версии) о Макатихе — Каяле. В примечаниях к своему хрестоматийному переводу «Слова» он пишет «...Какая река называлась в ХII веке Каялой, точно не установлено. По-видимому, это река Макатиха вблизи Торских озёр, впадающая в реку Голую Долину...».

Академик Б.А. Рыбаков в своей книге» «Слово о полку Игореве и его современники» после ряда предположений приходит к такому выводу: «...Каяла, по всей вероятности, есть выражение бояновское. Лишь в подражание Бояну автор «Слова» и Сюурлий называет не иначе, как Каялой...». «...Замечательно, что символизм этот проник и в летописный рассказ о походе Игоря...».

Чтоб подтвердить свои догадки, он ссылается на ряд крупных исследователей (В.Н. Перетц, Н.К. Гудзий, А.А. Дмитриев), которые сошлись на одном: «...Каяла — значит, река смерти, печали, скорби, гиблое место...». Окончательный «приговор» Б.А. Рыбаков вынес Каяле, обратившись к известному тюркологу Н.А. Баскакову: «...Я получил от него (Баскакова) очень важное разъяснение: слово «Каялы» означало в кинчакском языке «печаль»...».

Как и почему реку на Донецкой возвышенности кочевники так назвали, смотри главу 11.

О том, что река Каяла — это большая река, а не ручей Макатиха, хорошо подтверждают строки из Ипатьевской летописи и из «Слова о полку Игореве»: «...Перееди на ону сторону Тора с конем поводным...», «...Сий же пришел ко реце и перебред и вседе на конь...», т.е.: «...Переезжай на другую сторону Тора с поводным конем...», «...Тотчас же (Игорь) пришел к реке (Тор), перебрел ее, сел на коня...».

Таким образом, реку Каялы, на правом берегу которой стоял посёлок Торголово (место пленения Игоря) в Ипатьевской летописи называли ещё и рекой Тор (смотри главу 12).

В «Слове» об этом эпизоде сказано так: «...А Игорь князь поскочи к тростию и белым гоголем на воду...», т.е.: «...Тогда Игорь-князь побежал к тростнику и белым селезнем в воду бросился...» (мой перевод). Бросаться «белым селезнем» или же перебредать можно на большой реке, а не на маленьком ручейке Макатиха.

Об этой же большой реке сказано в Ипатьевской летописи: «...Если получится, то конница  переправится, а мы сами, как бог даст, переплывём...» (смотри главу 11). В этой же летописи, рассказано о самом побеге Игоря из плена: «...сей же (Игорь) перешел ко реце и перебред и всед на конь...», т.е.: «...он же (Игорь) пришел к реке, перебрёл её и сел на коня...».

Эти летописные строки ещё раз подкрепляют мысль о том, что все эти события происходили на Торяни возле реки Каялы — Тор, а не на ручье Макатиха.