«…снопом людеме…»

Своего рода эпитафию сочинил автор «Слова о полку Игореве», когда все уже было рассказано о 1,5 дневной битве у соленых озер Торяни. 10-12 строк этого плача по разгромленным русским полкам оканчиваются причитаниями русских жен, потерявших своих мужей. Если бы они не погибли, то их лады получили бы богатые подарки в виде золота, серебра, бархата и т.д., награбленных в половецких поселках…

Но этого не произошло, а случилось непоправимое, о чем сожалеет автор сказания вместе с женами-вдовами.

Отрывок этот печальный, но и его не обошли «темноты», получившиеся при переписывании «Слова» любителями чтения в XIII-XVI вв.

В нем появились такие слова, которые не позволяют определить смысл написанного: «За ним кликну Карна и Жля поскочи по Руской земли, смагу людеме мычучи во пламяне розе…».

В таком виде эти строки остались и в переводе А.И. Мусина-Пушкина (в 1800 г.).

Академик Д.С. Лихачев в 1955 году ничего нового не придумал. Он просто повторил первоперевод А.И. Мусина-Пушкина со старорусского на современный русский язык, сохранив даже заглавные буквы в «Карне» и «Жле»: «…По ним кликнула Карна, и Желя поскакала по Русской земле, огонь мыкая в пламенном роге…».

В объяснениях этих строк академик снова предполагает: «…По-видимому, «Карна» — олицетворение кары и скорби. «Жля» — то же, что и желя, плач по убитым». «… «Смага» — огонь, сухость, жар. Здесь имеется в виду, возможно, какой-либо погребальный обычай…».

Профессор В.Г. Федоров в своей книге «Кто был автором «Слова о полку Игореве» и где прослежена река «Каяла» (1956 г.) не предполагает, а утверждает: «…Безусловно, автор «Слова» говорит здесь в образной форме не о погребальном роге, а о мощных технических средствах — об огнеметном оружии»; «…поражение людей пламенем, извергающимся из роговидных приборов». «…Необходимо отметить, что автор «Слова» в фразе «смагу мыкаючи в пламяне розе», безусловно, имеет в виду сифоны для метания греческого огня». «Смагой называется огонь, пламя, дым, а смаговница означает первое огнестрельное оружие; смаговница вначале могла быть и огнеметной, метавшей зажигательные пули из горящей пеньки…».

Подобные рассуждения профессора об огнеметных приборах и породило эту «безусловность», к тому же профессор военный и, как говорится, ему и карты (т.е. зажигательные пули) в руки.

Но на самом деле все оказалось не так. Просто исследователи «Слова» и толкователи его «темнот» каждый раз забывали, что неточности, ошибки, описки и просто придуманные слова очень часто встречаются в тексте 1800 г. Как можно было объяснять, толковать в предположительной и в безусловной форме, зная об этих ошибках? Прежде всего «темноты» нужно было «просветлить», добиваясь первоначального вида каждого слова в поэме, т.е. такого, каким его написал автор «Слова о полку Игореве».

Увы! Эти непонятные слова не расшифровывали, а… объясняли необъяснимое. Если бы эта фраза прошла палеографическую «обработку» с применением «ключа» и словаря В.И. Даля, то этот отрывок поэмы с пылающим «греческим огнем» зазвучал бы так: «…За ним кликну карна и желя, поскочи по Руской земле, снопом людеме мычючи во промяле лозе…» (моя расшифровка и перевод).

Появившиеся новые непонятные слова можно уже было толковать по словарю В.И. Даля: «Кара» — казнь, наказание, возмездие». «Желя» — печаль, жаль», «смагу» — после палеографического анализа получилось слово — «снопом», «снопами». «В пламяне» — «в промяле» — мялица, снаряд, с помощью которого ломают лен и коноплю, очищая волокно от костыги.

На современном русском языке этот отрывок из «Слова о полку Игореве» звучит так: «…По нем взывали возмездие и печаль, разносясь по Русской земле; ведь людей же бросали, словно снопы в мяльное ложе…».

 

 «…во седло кожиево…»

Пожалуй, самым «выдающимся» переводом в тексте «Слова о полку Игореве» можно считать тот отрывок в поэме, где автор «Слова» рассказывает о победоносных походах старого киевского князя Святослава, о том, как его славили разные народы Европы — греки, моравы, венецианцы. Но самое-самое «выдающееся» место в конце этого отрывка — эти же европейцы, после поражения князя Игоря в Торяни, принялись его укорять: «…кают князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы-рекы половецкыя, — рускаго злата насыпаша. Ту Игорь князь выседе из седла злата, а во седло кощиево. Уныша бо градам забралы, а веселие пониче…» Возможно, А.И. Мусин-Пушкин, разорвав «сплошняк» на отдельные слова, на этом и окончил «перевод» этого «затемненного» отрывка поэмы. Академик Д.С. Лихачев в 1955 году перевел для хрестоматии эти строки так: «…корят князя Игоря, потопившего богатство на дне Каялы-реки половецкой, — просыпав русского золота. Тут Игорь-князь пересел из седла золотого в седло рабское. Приуныли у городов забралы, а веселие поникло…». Объясняя свой перевод, академик уточнил, что «жир на дне Каялы», «русского злата насыпаша» и седла «золотое и кощиево» объяснения не требуют. «Уныша бо градам забралы» он объясняет очень подробно: «…Забралы городских стен — это их верхняя часть, переходы, где сосредотачивались защитники во время осады». «Здесь собирался народ, встречая или провожая князя. С забрал велись переговоры с неприятелем». «Образ унывающих городских стен встречается в народной поэзии. На забралах плакали по павшим вдали» и т.д. Чтоб правильно прочесть и объяснить эту последнюю строку, не нужно даже применять палеографический «ключ». Достаточно взять Ипатьевскую летопись и прочесть о том, что произошло у соленых озер Торяни после того, как пали стяги Игоря. «И тогда кончавшюся и полку, разведени быша и пойде кажеда во своя вежа…». «Тогда после окончания битвы (русские) были разоружены и (половцы) повели каждого без известия по своим (степным) поселкам…» (Ипатьевская летопись). Татищев Василий Никитич (1686-1750 г.) — автор «Истории Российской» имел какие-то письменные источники, которые были утеряны. Эти сведения совпадают с Ипатьевской летописью. «…Въехав в утомленные полки русских порубали, а остальных с князем разобрали по рукам более 5000. Так окончился несчастливый бой во вторую неделю пасхи».

Весь отрывок после моей палеографической расшифровки можно прочесть так: «…там немцы и волохи, там греци и моравы поють славу Святославлю, кають (хають) князя Игоря, иже погрузи жир во дне Каялы — рекы половецкыя, русского млада насыташа. Там князь выседе из седла злата, а в седло кожиево, уношы по градам забралы, а веселие пониче…», т.е.: «…Потому немцы и волохи, потому греки и моравы поют славу Святославу, осуждают князя Игоря, который утопил (свою) спесь на дне Каялы — реки половецкой, русского молодца насытившая. Поэтому Игорь князь пересел из седла золотого (да) в седло кожаное. Юношей по городам разобрали — на этом веселие поникло…» (1975г.). Слова «жир» переводится как, самонадеянность, спесь; «злата» — млада; «насыпаша» — насытившая; «кощиево» — кожиево-кожа-кожаное; «забралы» — забралы (укр.) — взяли, разобрали.