«…одебреных брезех…»

После рассказов о многочисленных походах полоцкого князя Всеслава, доходившего до мур — каменных стен Тмутараканя и побывавшем в большом городе Херсонесе-Хорсуне, автор «Слова о полку Игореве», уже в конце поэмы, сочиняет мнимый разговор между бегущим из половецкого плена князем Игорем и рекой Большой Донец.

В первом случае (с князем Всеславом) «петухи, куры Тмутараканя» стали образцом «темноты», которую мне удалось прочесть с помощью палеографической расшифровки. Во втором случае (в диалоге с Донцом) тоже есть простейшая «темнота», которую мне тоже удалось прочесть тем же способом. Вот этот отрывок: «…О Донче! Не мало ти величия лелеявшу князя на волнах, стлавшу ему зелену траву на своих сребреных брезех, одевавшу его теплыми мглами под сению зелену древу…». Этот перевод А.И. Мусина-Пушкина и Д.С. Лихачева совершенно одинаковы. В своем объяснении непонятных «серебряных» берегов академик пишет: «…Донец, несет в своих водах много взмученного мела. Летом, когда вода в Донце спадает, отмели, окрашенные мелом в белый цвет, блестят на солнце, как серебряные…». В моей палеографической расшифровке удалось установить всего две буквы, которые легко искажали при переписывании писцами слово, очень далекое от появившегося потом «серебра». Слово «одебреных» при небрежном начертании двух первых букв было переписано как — «сребреных». В словаре В.И. Даля есть толкование слова «дебрь» — это логовина, раздол, овраг, густо заросший лесом, чернолесье; дебряный, дебристый — полный дебрей. По-видимому, более ранняя форма образования слова «дебристый» была «одебренный», которую применил автор «Слова» в XII веке.

В 1242 году орды хана Батыя сожгли Киев, разрушили Киево-Печерскую Лавру. Оставшееся в живых население частично ушло на север (в леса и болота северных княжеств Киевской Руси) и унесло с собой еще не искаженное северянами «Слово о полку Игореве». Часть населения ушла с Днепра на Донец в Дикое поле. В одной из летописей об этом времени сказано: «…Спасшиеся от меча татарского, удалились по окрестным лесам и дебрям и заложили жилища свои в горах Донца живописнейших…».

После «просветления» «серебристых берегов» не нужно искать «серебро» в речных отложениях по берегам Донца. Если бы академик Д.С. Лихачев сам побывал весной после спада воды в этих местах, то кроме серого и бурого ила он ничего не увидел бы — не блестит он на солнце даже при большой фантазии, объясняющей эту «темноту» в тексте «Слова». Не нужно искать «серебро» и в зарослях ковыля, как это предполагают некоторые исследователи текста «Слова»: ковыль растет весной в степи, а не осенью на берегу Донца. А ведь именно осенью, а не весной бежал кн. Игорь из плена. После моей палеографической расшифровки этот отрывок выглядит так: «…О Донец! Не мало и тебе чести колыхать князя на волнах, расстилая ему зеленую траву на своих лесистых (одебреных) берегах, укрывая его теплыми туманами под шатром зеленых деревьев…».

Ни «серебристый ил», ни «серебряный ковыль» не объясняют искаженного текста поэмы — ведь в первотексте речь идет о придонецком чернолесье, дебристых оврагах, «одебренных берегах» Донца, которые можно увидеть и в наши дни.