Исполнилось 824 года с тех пор, как отгремела знаменитая средневековая битва, когда русские полки, возглавляемые черниговским князем Игорем,сошлись в «поле» (битве) с половецкой ордой. В сражении, которое продолжалось три дня, погибло много русских воинов, еще больше попало в половецкий плен. Пленен был и князь Игорь со своим сыном Владимиром, и брат Игоря — князь Всеволод. «…И тако во день Святого воскресенья, поведе на ня Господь гнев свой: в радости место поведе на ны плач и во веселье место желю на реце Каялы…», т.е.: «…Так в день Пасхи (12 мая 1185 года) навел на нас господь свой гнев. Вместо радости навел он на нас всех плач и вместо веселья печаль на реке Каялы…». Так в Ипатьевской (Киевской) летописи был сделан вывод всему случившемуся на половецкой земле.
Неизвестный автор через несколько лет (в 1190 году) расскажет о походе и о битве в поэме «Слово о полку Игореве», да так подробно, что напрашивается мысль о его участии в этом событии.
В истории Киевской Руси много было сражений с агрессивными соседями-кочевниками; были и победоносные сечи, прославившие русские дружины и полки. Но воспета была именно эта — неудачная битва.
Автор поэмы все время указывал на разобщенность русских княжеств, на междоусобицы князей. Он призывал к единению Руси в борьбе с агрессорами и на примере поражения князя Игоря показал, как в одиночку трудно сражаться с сильным врагом. Эти призывы автора «Слова» оказались пророческими: через 52 года еще более разобщенные княжества Киевской Руси не выдержали ударов монгольской орды, не оказав дружного сопротивления новым кочевникам. Враг мечом и огнем уничтожал русские города, истреблял их жителей.
«Слово о полку Игореве» каким-то чудом уцелело. Скорее всего, люди из восточных и южных княжеств унесли с собой на север это рукописное произведение. Кто-то из беженцев сохранил поэму в назидание потомкам как напоминание о том, что слабое государство всегда может
оказаться легкой добычей врага. Вполне возможно, что «Слово» спас сам автор. Ведь к тому времени, когда монгольская орда помчалась по Руси, автору поэмы могло быть лет 70-75. Может быть, он был из тех «детей боярских», которые служили в дружине курского князя Всеволода.
«Дети» хорошо знали половецкую землю: они ведь часто бывали в степях кочевников то усмиряя их, то делая рейды с целью добычи.
Это видно в «Слове» при описании тех мест, где проходили полки князя Игоря и Всеволода.
Автор поэмы хорошо знал ту тропу в Торянь (район современного города Славянск) и реку Каялы. Знал, что в Торяни есть четыре соленых озера-солонца (не «4 солнца», как потом исказили переписчики поэмы, а «4 солонца» — соленых озера); знал, что осенью над этими солеными озерами образуются вонючие туманы (запах сероводорода); знал, что в излучине Донца — в лесных дебрях левого берега водились дикие гуси и лебеди (до недавнего времени там еще селились дикие гуси). Дважды в поэме упоминается длинная гора — гряда Шеломянь (современная гора Кремянец, у подножья которой через 500 лет после похода князя Игоря вырос город Изюм). Автор, как очевидец, рассказывает, что происходит, если двигаться по восточному подножью Шеломяня: «…О Русская земле, уже ты за (длинным холмом) Шеломянем еси…», т.е.: западная часть горизонта (там, где находится Русь) скроется за длинным холмом — грядой Шеломянем.
Описание автором «Слова» того места, где была битва, такими, казалось бы, незаметными штрихами еще больше подтверждает осведомленность автора относительно топографии места сражения. Ни в Ипатьевской, ни в Лаврентьевской летописях нет даже намека, что киевский и суздальский летописцы знали о существовании пограничного холма — гряды с половецкой степью — Шеломяня.
В современных географических названиях Курской области есть особенность, которая присуща только древней курской земле. Как известно, самыми древними всегда остаются названия рек: Чернь, Тускорь, Кшень, Снегость, Клевень, Младешь, Тим(ь), Кур(ь), Реут(ь), Сев(ь) — последние четыре названия со временем утеряли мягкий знак. Есть в Курской земле и названия населенных пунктов с мягким знаком в конце: город Обоянь, город Пристень. Такой особенности в географических названиях («ь» в конце слова) почти нет в Сумской и Черниговской областях, а в Белгородской и Харьковской вообще нет, т.к. эта территория входила в состав тюркоязычных народов: печенегов, торков, половцев, татар. Потому-то здесь в названиях географических объектов скрыты искаженные тюркские названия.
Происхождение названия города Курска тоже было связано с рекой: на реке Тускарь существовала речная заводь на старорусском языке — курья. Это курьевое место избрали первые поселенцы, основавшие населенный пункт Курьянь (по образу Торянь, Шарукань, Обоянь, Шеломянь и т.д.).
Потом это название трансформировалось в Курьяньск и, наконец, в Курьск. «…А мои ти (кони) оседлани у Курьска напреди…». «Мягкий» знак еще оставался (в ХІІ веке) в середине названия города, когда писалось «Слово о полку Игореве».
Из всего сказаного, по-видимому, можно сделать вывод, что «Слово» написано курянином в Курском княжестве.
Возможно, автором поэмы был один из церковных служителей, т.к. во всех военных походах они сопровождали полки, устраивая после сражения отпевание погибших воинов по христианскому обряду.
В Ипатьевской летописи, когда рассказывалось о победе князя Владимира Мономаха над половецкой ордой у реки Сальницы (в районе современного города Изюм) весной 1111 года, сказано:
«… Князь Владимир своих, ехавших с ним попов послал впереди полков; они пели тропари и кондаки (церковные певчие стихи и краткие песни, в основном, во славу Богородицы), честного креста накануне праздника святой Богородицы…».
Северо-западные земли и города Киевской Руси не испытали монгольского нашествия: конная орда хана Батыя не смогла пройти сквозь леса, болота, трясины в Новгородском и Псковском княжествах.
Возможно, пути-дороги автора поэмы из курского княжества (южного) пролегли в Псковское, где в Мирожском монастыре (возле Пскова) он и окончил свои дни…
В монастырях Киевской Руси монахи переписывали церковные книги и книги для светского чтения. Привезенное с юга «Слово о полку Игореве» в последний раз переписали именно в Мирожском монастыре в ХV— ХVІ вв., но это уже (после переписки) был такой текст, который очень отличался от «курского» первотекста.
Спасение «Слова» от гибели не пошло ему на пользу. При переписывании северянами-монахами «южного» текста искажались многие слова, т.к. старорусский язык во многом отличался от языка южных княжеств. В южном диалекте изобиловали украинизмы, которых не могли понять северные переписчики. Вот один из примеров: «…Из Киева дорыскаше до кур Тмутаракани…» — так первоиздатели «Слова» в 1800 году воспроизвели с мирожского оригинала. Современный хрестоматийный перевод 1955 года академика Д.С. Лихачева звучит так: «… Из Киева дорыскивал до петухов Тмутаракани…».
Северные переписчики столкнулись с непонятным южнорусским словом «мур» и решили написать «кур» (слова-то созвучны между собой). Таким образом южнорусское слово «муры» (каменные стены), они превратили в «петухов». Это искажение узаконили и в хрестоматийном переводе…
В курском — южном — варианте эта строка читалась так: «… Из Киева дорыскивал (добегал) до мур (каменных стен) Тмутаракани…».
Вот еще пример, один из тех девяти десятков украинизмов, которые удалось расшифровать и заново прочесть автору данной статьи:
«…Пети было песнь Игореви того внуку…» (так было в мирожском оригинале). В моем переводе: «…То пропел бы ты песнь Игорю-скитальцу…». Блук, блукало, бродяга, скиталец — это южнорусское слово на севере тоже не смогли прочесть, а созвучное «блуку» решили перевести и записать как «внуку»…
Так в новых «северных» переписанных копиях появились «темные места» и «темные слова».
Поэму «затемняли» не только непонятные на севере «южные» слова. Текст «Слова» переписывали для себя лично и простые любители чтения, а так как они все имели различные особенности почерка и степень грамотности, то из ошибок, описок, подправок, огрехов и просто «непрочтенных» букв предыдущей копии наслоились целые пласты «темнот»…
Если и существовали в южных княжествах более точные (чем северные) копии поэмы, то с приходом в 13 веке орды завоевателей многое погибло в огне русских деревянных городов. Не повезло и последней мирожской (северной) копии — она тоже сгорела, но сгорела через 200 лет в московском пожаре 1812 года, когда в городе господствовали наполеоновские войска.
Перевод же «Слова» успели сделать дважды — один лично для императрицы Екатерины ІІ в 1796 году, а второй в 1800 году первоиздатели поэмы; они отпечатали 1200 экземпляров «Слова о полку Игореве». Почти весь запас издания, который сохранялся в московсом доме первоиздателя А.И. Мусина-Пушкина (вместе с мирожским оригиналом), сгорел. До наших дней дошло всего несколько экземпляров этого типографского издания, но они имеют полный «комплект темнот» северного варианта поэмы…
Переводившие и издававшие «Слово» не смогли расшифровать северную зашифровку, а может быть, посчитали эту работу непосильной и бесполезной…
В таком искаженном «северном» варианте поэма существует более 200 лет. В таком виде она вошла в хрестоматийный фонд древнерусской литературы…
Но ведь был же южный-курский — вариант «Слова о полку Игореве»! Возможно, и теперь еще лежит один из южных первотекстов, унесенных беженцами в 13 веке на север, со спекшимися от времени и сырости страницами в подвале или на чердаке какого-нибудь монастыря? А может быть, текст «Слова о полку Игореве» вписан в конце старого, похожего на плохо обожженный кирпич, тома духовной книги и…
И дожидается своего счастливчика-открывателя из числа вездесущих краеведов-любителей… А пока такая «находка века» еще не сделана…
Существует же в обиходе крылатое выражение (много раз подтверждавшееся) — «рукописи не горят». Тешу себя надеждой, что находка подтвердит правдивость и обоснованность моих исправлений «темнот», что и оригинал, и восстановленный мной текст поэмы «Слова о полку Игореве» окажутся идентичными.
21.08.96 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий