«…Рек Боян з холыме…»

«…Рек Боян и Ходыма, Святославля песнотворца старого времени Ярославля…» — так перевел в 1800 году А.И. Мусин-Пушкин. Академик Д.С. Лихачев в этих строках, как и (всякий) каждый читающий «Слово», «опознал» двух человек — Бояна и Ходыну. Затем академик пишет: «…Место это настолько испорчено, что не позволяет сколько-нибудь уверенно его исправить…».

Возникает вопрос: с какого оригинала Д.С. Лихачев делал перевод? Не оригинал же XVI века (сгоревший в 1812 году) имел он перед собой? Почему оригинал, отпечатанный А.И. Мусиным-Пушкиным в 1800 году уже был «настолько испорчен»? Затем в объяснении этих строк из поэмы, где неожиданно к Бояну приписали какого-то Ходыну, академик пускается в длинные рассуждения о возможном и невозможном появлении этого второго персонажа. Переписывать все эти предположения Д.С. Лихачева нет смысла, т.к. они надуманы и ничего не объясняют. Палеографическая расшифровка «Ходыны» дает совсем неожиданный результат: искаженная при переписывании в XIII-XVI вв. буква «з» ошибочно превращена писцами в букву «и», а слово «Холыме» — холом, горб на спине (церк.), холме, «холыма» — по словарю В.И. Даля — это существительное м.р. ед.ч. Тв. пад. Таким образом, вместо придуманного «Ходыны» автор слова в XII веке указал на физический недостаток придворного певца Бояна. После моей расшифровки эти строки выглядят так: «…Рек Боян з холыме, Святославля песнотворца старого времени Ярославля Олегове, караия хоти: «Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы — Руской земли без Игоря…», т.е.: «…Сказал Боян горбатый, старого Святослава песнотворец, желая осудить времена Ярослава из Олеговичей, сказал: «… Тяжко тем, у кого головы нет на плечах, а еще хуже тому телу безголовому, а русской земле без Игоря…». Вероятно, в старорусском языке не было слова «горбатый» — вместо него было выражение «человек с горбом», в данном случае «Боян с горбом», а на современном русском языке — «Боян горбатый». В этих семи строках, где «скрывался «горбатый Боян», есть еще одно «темное» слово, которое академик Д.С. Лихачев объяснил очень просто: «…старого времени Ярославля, Олегова Когана хоти…» — вот его перевод: «…старого времени Ярослава, Олега — князя любимцы…». В своем объяснении Д.С. Лихачев пишет, что «…Коган — титул владык хазарских и аварских; применялся иногда и к русским князьям в X-XI веках…». «Хоти» он перевел как «любимцы».

С помощью палеографических расшифровок и словаря старорусских слов В.И. Даля мне удалось заново прочесть эти семь строк «Слова», о чем я писал выше. Слово «когана» теперь читается как «караия» — кара, казнь, наказание, — коря, укоряя, а слово «хоти» — хотеть, волить, иметь охоту, желать.

Кроме Бояна с Ходыной академик «заподозрил» в переводе А.И. Мусина-Пушкина «присутствие» и двух князей — Ярослава и Олега. На самом же деле (в моем переводе) безымянный автор «Слова» упоминал только старого князя Ярослава из Олеговичей — внука Олега «Гориславича». Ярослав-черниговский умер в 1198 году, и автор «Слова» писал о нем как о старом, но еще живом князе. В моей статье «Во лето 698» доказано, что год написания «Слова о полку Игореве» 1190-й, т.е. поэма написана еще при жизни Ярослава черниговского.

29.03.99 г.